Позитивный хлам

Была рождественская ночь. В безоблачном черном небе стояла полная луна, тысячи ярких звезд перемигивались в недосягаемой вышине россыпью прекрасных чистых алмазов. Я отчаянно крутил баранку, стараясь удержать тяжелый фургон с прицепом, доверху груженный свежими, ароматными мандаринами, на скользком полотне Выборгского шоссе. Впереди призрачным маревом сияли огни Санкт-Петербурга.

-Ты бы побыстрее, Костя, - сказал мой напарник Толик, поминутно поглядывая на часы. -Полночь скоро, меня дети ждут.

-Ага, -отозвался я, запихивая в рот позаимствованный из кузова, источающий липкий сок и неподражаемый запах мандарин, и еще крепче вцепился в руль. Разгонять многотонный фургон на покрытой толстой ледяной коркой, точно каток, трассе было бы чистой воды смертоубийством.

Вдалеке показался несущийся нам навстречу плюгавенький "Жигуленок". Помигал фарами, погудел: с Рождеством, значит, братцы. "Угу, и тебе того же", -подумал я, просигналив в ответ. По обочине ковыляет старенькая бабуська, прет на худеньком плече облезлую елку, что твой Дед Мороз. Куда ж ты, бабка, вылезла-то, на ночь глядя? Тебе бы дома сидеть, в телевизор уставимшись, да внуков на коленях качать...

-Костя, быстрее, -не унимается Толик. -Давай я за руль сяду.

"Ну уж фиг тебе с маслом", -думаю я. Глянул в зеркальце -дорога свободная. Включаю четвертую передачу, плавно нажимаю на педаль газа.

Взревел двигатель, машина рванула вперед, стрелка спидометра поднимается все выше и выше. Это ничего.

Только бы не занесло. Хватаюсь за руль что есть сил, чуть нагибаюсь вперед... -О-о-ой, мо-о-ороз, мо-о-роз, не мо-о-розь меня-а!!! - слабо доносится откуда-то издалека. -Не мо-о-орозь меня-а, мо-о-его коня!!!

Не отзвенела еще последняя высокая нота этой душещипательной песни, исполненной сильно нетрезвым мужицким голосом, как прямо по курсу, пыхтя и дребезжа на колдобинах, с проселка вырулил на шоссе древний и оттого полудохлый подъемный кран "Ивановец", чихнул и благополучно заглох. Водитель встречных "Жигулей", видимо работавший раньше на "Ленфильме" каскадером, бросил машину влево, взметая тучи снега, взлетел на растущий на обочине сугроб и тихо перевернулся. "Правильно, третий -лишний", -подумал я, до упора втапливая в пол педаль тормоза. Бабка, вскрикнув, перекрестилась елкой и нырнула в снег. Следом туда же отправился аккуратно снесенный мною с шоссе "Ивановец". Полетело разбитое стекло, исполосовав от уха до уха мою счастливую физиономию. На улицу я выскочил, безотчетно сжимая в руках вывернутый из рассыпавшейся стойки погнутый руль.

Водитель крана, сильно выпивший небритый мужик в треухе и телогрейке, смертельно пахнущий самогоном и луком, оказался жив и здоров. Если не принимать во внимание появившийся под его левым глазом после встречи со мною здоровенный лилово-синий фингал. "Жигуленок" отделался легким испугом.

Мне повезло гораздо меньше: несколько сильных ушибов, головная боль, с распоротой физиономии медленно капает на рубашку кровь. Кто-то вызвал ГАИ, кто-то -неотложку... Милиция, как потом выяснилось, приехала уже под утро, зато "скорая" показалась уже через два часа. Едва рядом с местом, где разыгралась трагедия, остановился красно-белый "Рафик", на улицу выскочили двое в стельку пьяных санитаров.

-Где врач? -спросил я, отчетливо понимая, что с этими двумя, нежно обнимающими друг друга, дабы не упасть, вести разговоры решительно бесполезно.

-Дык, где все, -ответил один из санитаров.

-Пьет-с, -пояснил второй.

-Поедешь с нами в больницу, там и будет тебе врач, - добавил первый.

-Никуда я с вами не поеду, -попытался возражать я. - рождественская ночь, меня дома ждут!

-Поедешь-поедешь... -ласково пообещал первый санитар, осторожно укладывая меня мимо носилок.

-Подождут, никуда не денутся, -вставил свое веское слово второй.

Едва я оказался в холодных и мрачных, точно склеп, недрах "скорой", от нервного потрясения или, может быть, от потери крови, я отключился. О том, что происходило дальше, по крайней мере до того счастливого момента, пока я не очнулся, могу лишь смутно догадываться.

...В дежурной городской больнице Санкт-Петербурга раздался телефонный звонок. Подвыпивший диспетчер, отправив погулять удобно устроившуюся на его коленях медсестричку, придвинул к себе журнал, надел очки и снял трубку.

-Алло?

-Это тринадцатая бригада, -ответил ему голос одного из санитаров "неотложки", везущей мое бренное тело по направлению к городу. -Серьезная авария на пятнадцатом километре Выборгского шоссе. Через двадцать минут доставим к вам водителя.

-Водитель погиб? -поинтересовался диспетчер, тщетно пытаясь побороть пьяную икоту, мешающую ему делать соответствующие пометки в журнале.

-А? -переспросил не расслышавший толком санитар. "Да" -услышал в трубке диспетчер.

-Спасибо, -сказал он и оборвал связь. "Водитель скончался от полученных телесных повреждений на месте происшествия", -вывел нетвердой рукой на пожелтевшей странице и, захлопнув журнал, снял трубку внутреннего селектора.

-Морг? С Рождеством!... Ага, спасибо... Сейчас вам тринадцатая машина труп доставит, после аварии, принимайте. Да, я предупрежу в приемном покое. Всего доброго...

Очнулся я через три часа. Холодно. Темно. Приподнялся на локте, огляделся. Лежу на какой-то жесткой полке, с погнутым рулем под мышкой. Рядом дамочка отдыхает, не шевелится и вроде как не дышит. Потрогал аккуратненько - и впрямь холодная. Справа мужик, синенький такой, лохматый, с татуировкой на руке

-"Вася" написано. Тоже холодный. Ну, думаю, попал я в переплет. Встал, запахнулся в то, что на мне было, руль покрепче к ребрам прижал и выбрался в коридор. Темно. Холодно. Вдалеке, под лампой, за невысоким столиком бабуська сидит, носки шерстяные вяжет. Подошел я к ней тихонечко:

-Где это я, бабушка? - спрашиваю.

-А ты, милой, в мор... -отвечает старушка, но, подняв на меня глаза, запинается, тихо вскрикивает и медленно сползает на пол. На столе у бабки зеркальце лежит. Беру я его, смотрюсь и чуть сам в обморок не падаю: глядит на меня из него бледный мужик с синими от холода губами, в простыне, морда в крови, к ноге номерок прикручен. Дела... Нашел я на стене какой-то ватник, напялил на себя, вышел на улицу как был, из обуви один номерок и остался. Думаю, не простужусь -до дома не так уж далеко.

Иду по улице. Пустынно, снег серебрится, на небе луна полная сверкает -красота! Вдруг из подворотни навстречу мне милиционер.

-Документы! -говорит. А сам присмотрелся ко мне хорошенько и, по лицу вижу, уже жалеть начал, что ко мне подошел.

-Какие документы, начальник? -отвечаю. -Сам только что из морга сбежал, домой вот тороплюсь, жена, небось, волнуется.

Не знаю уж отчего, но паренек тот при моих словах так припустил бежать, что аж шапку потерял. Подхватил я шапку и бросился за ним, чтоб отдать, значит. А он оглянулся, белее снега стал, да такого деру дал, троллейбус за ним не угонится...

Вернулся я домой в четыре утра. Домашних уже предупредили. Жена в слезах, дети в истерике, теща тихо радуется. Вошел я в квартиру в простыне и с рулем. Жена -в обморок, дети -под кровать, теща в туалете заперлась... А я -на кухню. Потому как есть хотелось до полной невозможности...

Вот так вот и встретили. Рождество. Весело и со вкусом. Чего и вам от всей души желаем